А.А. Чубур
Михаил Вацлавович Воеводский:
Страницы биографии (к 100-летию со дня рождения)
Брянск – 2003
Рецензенты: В.А. Падин – почетный директор Трубчевского краеведческого музея; В.Н. Гурьянов, старший научный сотрудник Государственной дирекции по охране, использованию и реставрации памятников истории и культуры Брянской области. (Очерки по истории археологии Брянской области; вып.1)

Кто дает жизнь уму и знанию, тот не умирает.

Арабская мудрость

Многосторонность, собственно говоря, лишь подготовляет ту атмосферу, среди которой может действовать односторонний
специалист, который именно благодаря ей располагает достаточным простором.
И.В. Гете «Годы странствий Вильгельма Мейстера»
.
Видный советский археолог широкого профиля, глава Деснинской археологической экспедиции, сотрудник Музея антропологии, профессор МГУ. Имея четкий фокус своих научных интересов – каменный век Европейской части СССР, занимался многими другими периодами и проблемами древней истории нашей страны» (Щавелев, 1998), «…Имел широчайший круг научных интересов, однако наиболее значительный вклад внес в изучение каменного века и эпохи раннего железа центра Русской равнины» (Чубур, 2000). «…Один из самых доброжелательных ученых» (Кызласов, 1997). Так историографы кратко характеризуют выдающегося ученого, без результатов многолетних трудов которого ныне просто невозможно представить себе древнейшую историю и археологию Подесенья, самые основы наших знаний о деснинских древностях. Между тем, несмотря на значительное (особенно учитывая период творчества, когда издание научных трудов имело вовсе не те масштабы, что ныне) число научных трудов и весьма высокий индекс их цитирования, о личности Михаила Вацлавовича Воеводского опубликована крайне скудная, неполная, иногда противоречивая информация. Не попала статья о нем в Большую Советскую Энциклопедию и сходные издания. Лишь недавно имя Воеводского появилось в некоторых биографических справочниках. Предлагаемое жизнеописание – это попытка создания более полноценной биографии ученого, нежели «кроки»,
имеющиеся в справочниках и некрологах. Кроме того, приводится наиболее полная библиография его опубликованных научных
трудовДревние корни дворянского рода Воеводских ведут начало от Яна Воеводского – судьи Смоленского во второй половине XVI в. и его внука Ильи Назаровича Воеводского, пожалованного в стольники в 1661 г. Потомство Ильи записано в VI части родословной книги Смоленской. Новгородской и Санкт-Петербургской губерний. К началу ХХ века род Воеводских дал уже несколько ветвей. Его представителями были и адмиралы, и министры, и скромные провинциальные интеллигенты. Впрочем, самому Михаилу Вацлавовичу приходилось не гордиться своим происхождением, а скрывать его, ибо жить ему пришлось в иное, сложное и противоречивое время. Родился Миша Воеводский в августе 1903 г. тоже в Смоленске в семье врача. Он получил образование в гимназии, знал оба родных языка – русский и польский, хорошо владел и французским. Это знание языков позже сослужило хорошую службу при работе с археологической литературой. Именно благодаря переводам Воеводского советским ученым 1930-х гг. стали доступны многие достижения польской археологии. Но вернемся в начало ХХ века. Обстоятельства сложились так, что долгое время семье Воеводских пришлось жить в Средней Азии – в Самарканде, где Миша и провел свои детство и отрочество. Отсюда возникла и бытующая среди историографов версия, якобы М.В. Воеводский – коренной самаркандец (Щавелев, 1998). Древний Самарканд заворожил его своими памятниками археологии и зодчества – городищем Афрасиаб, площадью Регистан, мавзолеями, мечетями. История словно оживала: Согдиана, Тюркский каганат, победоносный поход владыки полумира Александра Македонского, империя Самманидов – все оставило здесь свой след. Там же в дни революционных потрясений он начал свою трудовую жизнь. В Москву Воеводский приехал в 1923 г., когда ему исполнилось 20 лет. Любознательный молодой человек, уже проявивший интерес к древностям, стал препаратором Института Антропологии 1-го Московского университета (позднее – МГУ). Тогда же он поступил на физико-математический факультет (здесь тогда изучались не только математика, физика и астрономия, но также геология, биология, антропология – все зависело от того, по какой кафедре ты специализируешься). Слушая лекции по антропологии, этнографии, археологии он стал участником археологического кружка, организованного профессором Жуковым. Борис Сергеевич Жуков (1892-1933) – необычайно талантливый исследователь окончивший физмат МГУ по кафедре антропологии в 1918 году. Отто Николаевич Бадер, еще один кружковец и ученик Жукова, вспоминал, что профессор «не щадил себя. Работая по ночам и систематически недосыпая, он, тем не менее неизменно и аккуратно был в назначенное время на кафедре и в институте, свежий, и всегда полный новых, интересных мыслей и планов». В 1924 г. М.В. Воеводский впервые принял участие в археологических раскопках. Это были раскопки Льяловской неолитической стоянки в Подмосковье под руководством Б.С. Жукова. С этого времени он стал работать с учителем каждый полевой сезон. В 1926-1927 гг. Михаил Вацлавович участвует в созданной Жуковым Антропологической комплексной экспедиции МГУ. В ней, кроме Воеводского, принимали участие А.Е. Алихова, О.Н. Бадер, Е.И. Горюнова, А.В. Збруева, Т.А. Трофимова, Г.Ф. Дебец, П.И. Зенькович, С.Ф. Преображенский, Г.П. Сосновский, М.В. Талицкий, С.П. Толстов, Н.Н. Чебоксаров и многие другие. О жизни и труде каждого из этих людей можно писать отдельные книги. Это была необычайно даровитая, талантливая плеяда молодых разносторонних ученых – археологов, антропологов, историков. В будущем каждый избрал свой путь: Алихова и Горюнова посвятили себя познанию железного века русской равнины. Талицкий стал исследовать центр России и Приуралье и открыл, среди десятков других памятников, Островскую палеолитическую стоянку. Кстати, докапывали ее после гибели Талицкого на фронте, Воеводский, а затем – Бадер, изучавший каменный и бронзовый века на территории Приуралья, Русской равнины и Украины, и открывший под Владимиром уникальные палеолитические погребения стоянки Сунгирь. Збруева занялась неолитом и большую часть жизни проработала в Прикамье, Толстов увлекся древностями Средней Азии, Сосновский – палеолитом Сибири. Дебец и Чебоксаров всю жизнь исследовали человеческие расы и черепа… А стройная, темноволосая студентка физмата и сотрудница Антропологического института МГУ Анна Алихова через некоторое время стала Алиховой-Воеводской – женой Михаила Вацлавовича.
В составе Комплексной Антропологической экспедиции Михаил Вацлавович участвовал и в археологических разведках и раскопках в Марийской, Татарской республиках, Нижегородской, Московской и других губерниях. Исследованы им в 1927-1928 гг. долина р. Балахны, городища Ветлуги и Унжи, неолитическая стоянка Малое Окулово (Бадер, Воеводский, 1934). Впоследствии Воеводским и Бадером на базе этих исследований была выделена балахнинская неолитическая культура в нижнем течении Оки и среднем Поволжье. Одно из мест работы Комплексной Антропологической экспедиции – окрестности Брянска. В 1926-1927 гг. – ею производились раскопки палеолитической стоянки Супонево, ранее обследованной основателем Брянской областной научной библиотеки и создателем Брянского краеведческого музея С.С. Деевым (он же музеем и заведовал). Работы, по решению созванной в связи с открытием стоянки комиссии, шли совместно с Экспедицией по изучению палеолитических культур Государственной Академии Истории Материальной Культуры (ГАИМК) под руководством П.П. Ефименко. Раскопки в 1927 г. продолжались уже без участия Ефименко. В процессе исследований были обнаружены несколько очагов и жилище, в конструкции которого использовались кости мамонта.
Дружно работая лопатами, и С.С. Деев, и краевед из Бежицы Н.И. Лелянов, и М.В. Воеводский с А.Е. Алиховой, вскрывали культурный слой стоянки на усадьбах вдоль улицы Кассировка. Эти эпизоды запечатлели немногочисленные фотографии, сохранившиеся в архиве ИИМК. Уже в первые годы исследовательской работы Михаил Вацлавович проявил себя неординарно – не случайно Б.С. Жуков назначил его основным помощником по научной части. Он не только копал, но и занимался фиксацией находок, их описанием. В это же время Воеводский научился великолепно рисовать расщепленный кремень – работа, кстати, далеко не самая простая. В дальнейшем он лично иллюстрировал свои статьи. В начале августа 1927 г. аспирант МГУ М.В. Воеводский по заданию Б.С. Жукова производил в окрестностях Супонево археологическую разведку – на 10 км ниже по течению Десны (вдоль сел Супонево и Добрунь) и выше – до южной окраины Брянска. Тогда Михаил Вацлавович совершил одно из первых своих крупных открытий – он обнаружил палеолитическую стоянку Тимоновка в 2 км к северо-востоку от Супоневской стоянки (Воеводский, 1929). Стоянку тут же посетил представительный консилиум из археологов Б.С. Жукова и Г.П. Сосновского и геологов В.И. Громова и Г.Ф. Мирчинка. Первоначально они посчитали, что культурный слой Тимоновки полностью разрушен, но позднее удалось обнаружить участки почти непотревоженного культурного слоя. В 1928 г., а точнее – 20 и 21 мая, М.В. Воеводский при участии аспиранта МГУ М.Г. Левина начал раскопки Тимоновки на участке крестьянки Марии Гончаровой. Между учителем Жуковым и учеником Воеводским сложились дружеские, доверительные отношения. Во время частых своих отъездов из Москвы (как по России, так и за ее пределы – на международные научные симпозиумы) Борис Жуков просил Михаила Вацлавовича в свое отсутствие вскрывать приходящую на его имя корреспонденцию и даже отвечать на отдельные письма. В качестве примера процитируем открытку, датированную маем 1929-го, сохранившуюся в архиве белорусского археолога К.М. Поликарповича: «Многоуважаемый Константин Михайлович! В виду отъезда Бориса Сергеевича за границу на съезд, я, с его разрешения, просматриваю его корреспонденцию и посему могу ответить на Ваше письмо… В этом году я, возможно, буду продолжать раскопки Тимоновской стоянки открытой мною в 27 г. Это будет в начале июня. Буду рад, если окажете честь своим посещением. Кроме того в начале июля буду копать неолит в Московской губ., куда тоже могу Вас пригласить. Статья о Тимоновском палеолите сдана и выйдет летом. Уважающий Вас Воеводский». В вышедшей статье о стоянке Тимоновка Михаил Вацлавович, между прочим, опроверг построения польского археолога Л. Савицкого, который относил все памятники Русской равнины к ориньякской эпохе. Дальнейшие исследования полностью подтвердили правоту Воеводского в этом вопросе. Тимоновка, в частности, гораздо ближе к памятникам западноевропейского мадлена – более позднего этапа палеолита. Что же касается продолжения раскопок в Тимоновке, то М.В. Воеводский обращался с письмом от 21.03.1929 г. к П.П. Ефименко в ГАИМК, ходатайствуя о выдаче ему Открытого листа (разрешения на раскопки) на этот памятник. Вышло, однако, так, что пожилой и известный еще с дореволюционных времен археолог – профессор В.А. Городцов, прибыв с группой студентов в Брянск летом 1928 г. и не знавший (или не желавший знать) о работах Воеводского «переоткрыл» Тимоновскую стоянку. Присвоив чужое открытие он стал вести ее раскопки (увы, на гораздо более примитивном уровне, чем мог это делать М.В. Воеводский). Открытый лист на 1929 г. выдали Городцову… Тимоновка ныне – один из эталонных памятников конца верхнего палеолита центра Русской равнины. Приоритет Воеводского в ее открытии бесспорен. Следует сказать, что Воеводский, будучи по натуре энциклопедистом, или, как принято говорить, «археологом широкого профиля» в равной степени интересовался первобытным периодом и технологией изготовления и типологией древней керамики. Последняя тема привлекала его неоднократно и была первым его серьезным увлечением в археологии, свидетельство чему целая серия публикаций,
поныне остающихся базовыми по данному вопросу (Voevodsky, 1929; Воеводский, 1930; 1936-а; 1936-б, 1951).Такой интерес не случаен – палеоэтнологическая школа считала керамику одним из наиболее показательных типов изделий для выделения археологических
культур. Воеводский отметил региональные особенности в технологии изготовления керамики на протяжении целого ряда археологических эпох и на основании этого выступил против теорий миграционизма и культурно-исторической школы. Хотя «формальная типология» и «буржуазное вещеведение» были резко (и, как выяснилось впоследствии, столь же незаслуженно) осуждены молодыми марксистами-археологами (в том числе и самим молодым Воеводским, см. Арциховский, Воеводский, Киселев, Толстов,
1937), подходы в выделении археологических культур не изменились и поныне: вспомним хотя бы принципы выделения почепской, киевской и других праславянских культур Подесенья (Амброз 1964; Обломский, Терпиловский, 1990 и др.). В основе этих принципов лежит все та же типология керамики. Воеводского, детство и юность которого прошли в жарком Самарканде, манит Средняя Азия. В 1928 г. состоялась так называемая «Поездка в Киргизию и Туркмению» (а фактически полноценная экспедиция) совместно с М.П. Грязновым. Организовал ее Среднеазиатский Комитет по охране памятников истории и искусства (Ташкент). Были впервые раскопаны 4 «усуньских» кургана близ Бураны в Киргизии (V-III вв. до н.э.) и разведаны холмы Анау и Ак-Тепе в Туркмении. Материалы сданы в Узбекский исторический музей (Воеводский, Грязнов, 1938). Под Ашхабадом он открыл первые стоянки андроновской культуры.
В 1929 – 1930 гг. М.В. Воеводский вновь отправился в Среднюю Азию с Пскентской экспедицией под руководством А.А. Потапова, в которой участвовал так же Б.А. Латынин. Организатором ее выступил Среднеазиатский (Узбекский Исторический) Музей (Ташкент).
М.В. Воеводский продолжил исследование «усуньской проблематики». Основной задачей были раскопки курганного могильника первых веков н.э. в Пскентском районе Узбекистана на р. Чирчик, который насчитывал тысячи курганов. Материалы исследований были
переданы в Музей Истории Узбекской ССР. Информация о работах сохранилась в архиве Узбекского комитета охраны памятников старины и искусства (затем – Комитета по делам строительства и архитектуры Узбекской ССР) в Ташкенте. Как выяснилось на базе
новых материалов уже в 1970-х гг., могильники, исследованные в 1928-1929 гг. М.В. Воеводским и М.П. Грязновым, скорее всего, принадлежали не оседлым усуням, а сакам – степным кочевникам Семиречья. Однако полученная Воеводским и Грязновым информация от этого не потеряла ценности, а их раскопки положили начало целому направлению исследований в археологии Средней Азии.
Скажем несколько слов о коллегах Михаила Вацлавовича и их судьбе, чтобы живо и ясно представить контрасты времени, о котором идет речь. Времени, когда большевики всеми силами разрушали полувековые традиции русской дореволюционной археологии, зачастую подменяя науку крикливыми лозунгами. Так, Б.А. Латынин, возглавлявший Ферганскую экспедицию ГАИМК, одновременно работал над диссертацией, посвященной новому взгляду на хронологию и типологию древностей эпохи бронзы. Это продвинуло бы археологию на пару десятилетий. Но в 1935 г. его выслали в Куйбышев (он – потомственный дворянин, а это уже преступление перед властью ВКП(б), по этой причине гонения грозили и скрывавшему свои корни Воеводскому), а затем без суда и следствия отправили на 9 лет на Колыму. Диссертацию варвары из НКВД уничтожили. Другого коллегу М.В. Воеводского – М.П. Грязнова арестовали и сослали в Вятку на 3 года в 1933-м. Дамоклов меч репрессий висел тогда над каждым археологом, историком, искусствоведом, краеведом. Лишь по счастливой случайности чаша сия миновала самого Михаиоа Вацлавовича. Но его учителя сталинский террор не пощадил. Борис Сергеевич Жуков в 1930 г. неожиданно был арестован в ходе сфабрикованного ГПУ по заданию ЦК ВКП(б) «академического дела», обвинен в контрреволюционном заговоре, и в 1933-м умер в концлагере на Алтае…
В 1932-1934 гг. осуществляла работу одна из первых в РСФСР новостроечных археологических экспедиций – Москва - Волгостройская. Ею руководил Отто Николаевич Бадер. Организована она была совместными усилиями целого ряда академических и музейных учреждений, в числе которых ГАИМК, Музей Антропологии МГУ, Государственный Эрмитаж и другие, целью ставилось обследование
трассы Канала имени Москвы и прилегающих территорий. М.В. Воеводский работал в ее составе в течение 1932-1933 гг. По итогам этих
работ вышла его совместная с О.Н. Бадером статья о древних стоянках на Верхней Волге, обнаруженных в процессе работ. Исследована
была в числе прочих Соболевская мезолитическая стоянка, открытая в 1931 г. сотрудниками Кимрского музея (Бадер, Воеводский,
Збруева, 1935; Бадер, Воеводский 1935).
В сентябре 1932 г. М.В. Воеводский выступил с докладом об исследованиях эпипалеолита на секции ископаемого человека II
Международной конференции по изучению четвертичных отложений, проходившей в Ленинграде. В этом докладе он начал обобщение
сведений по особой группе археологических памятников, которые предложил поместить хронологически между палеолитом и
неолитом. Ученый дал выделяемой им эпохе мезолита (сам Воеводский называл ее «эпипалеолит», менее удачный на наш взгляд термин
«мезолит» был введен уже позднее) краткую характеристику, включавшую типы хозяйствования, природную обстановку, образ жизни и
социальное устройство. Он не раз возвращался к этой теме, наиболее четко ее положения прозвучали в изданной посмертно статье, где
он сформулировал положение об археологических культурах эпипалеолитической–мезолитической эпохи (Воеводский, 1934, 1940, 1950).
Отдавая дань признанной тогда археологами-марксистами «единственно верной» стадиальной концепции, поначалу М.В. Воеводский
выделил единую для Восточной Европы азильско-свидерскую или просто свидерскую (по эталонной стоянке Великие Свидры в Польше)
стадию. В последующие годы, основываясь на материалах собственных исследований он смело отошел от теории стадиальности и
первым заявил о существовании отдельных мезолитических культур. Отсюда оставался даже не шаг, а полшага до культур
палеолитической эпохи. Просто многослойные памятники Деснинского бассейна не дали возможности уловить несоответствие
принятых стадий (ориньяк – солютре – мадлен) и археологической реальности. Такие наблюдения в конце 1940-х гг. смог провести в
Костенках на Дону аспирант ИИМК А.Н. Рогачев – главный оппонент стадиализма и автор «конкретно-исторического подхода» в
археологии палеолита.
С 1933 г., оставаясь на должности заместителя директора Музея Антропологии МГУ, Михаил Вацлавович начал руководить
лабораторией камеральной обработки ГАИМК, инициатором создания которой он сам, фактически, и выступил. Вскоре Михаилу
Вацлавовичу по совокупности трудов, без защиты диссертации была присвоена ученая степень кандидата исторических наук. Позже – к
1939 г. – он стал доцентом кафедры археологии МГУ.
В 1934 г. он возглавил Хорезмскую экспедицию, в которой участвуют А.А. Потапов и А.И. Тереножкин. Организована она была силами
ГАИМК и Сазгипровода. В процессе работ экспедиция обследовала памятники Южного Хорезма по маршруту: Хазарасп-Ташвака –
Новый Ургенч – Хива – Ак Дербент – Газават – Ташауз – Измушир. Были обследованы остатки 9 городов и крепостей, 12 поселений
сельского типа на границе пустыни Кара-Кум и вдоль русла р. Даудан от Хивы до Измушира, а так же проведены раскопки в г.
Зеравшане. Кроме того, были изучены 24 деревянных колонны с надписями в мечети Калян и скалькированы надписи с 10 камней в
Хивинском музее. Михаил Вацлавович во время своих разведок путешествовал по Хорезмскому оазису большей частью в одиночку,
верхом на ослике. Но именно он первым открыл для отечественной археологии удивительный мир городов древнего Хорезма. Отчет о
работе Хорезмской экспедиции М.В. Воеводский опубликовал в Нью-Йорке и Вашингтоне (Voevodsky, 1938), что с одной стороны было
весьма престижно, а с другой – настолько же небезопасно: работники НКВД тут же брали «на карандаш».
Зная на печальном опыте коллег и учителей, что при марксистской диктатуре иметь зарубежные публикации в империалистической
державе чревато не только для карьеры, но и для жизни, он постарался своевременно закрепиться на соответствующих «идеологических
рубежах». В 1937 г. М.В. Воеводский совместно с А.В. Арциховским, С.В. Киселевым и С.П. Толстовым опубликовал статью «О методах
вредительства в археологии и этнографии», ставшую своеобразной индульгенцией. Ее фразеология, конечно же, во многом совпадала
со статьями-агитками комиссаров от археологии, но «по делам их узнаете их». Одни не оставили после себя ничего, кроме трескотни и
разрушения, имена других вписаны в науку золотыми буквами: создатель Новгородской экспедиции и заведующий кафедрой
археологии МГУ в течение 40 лет Арциховский, руководитель Хорезмской экспедиции Толстов, крупнейший исследователь сибирской
эпохи палеометалла Киселев, организатор Деснинской экспедиции Воеводский. Однако, мы немного забежали вперед.
В 1935 г. М.В. Воеводский совместно с П.Н. Третьяковым и М.М. Герасимовым организовывает Окскую экспедицию в связи с
планирующейся постройкой Калужской ГЭС и возможным затоплением огромных пространств (к счастью для среднерусской природы
этот советский прожект в жизнь воплощен окончательно не был). Они проводят небольшие разведки и раскопки по Оке и Угре в
пределах современных Тульской и Калужской областей. В процессе работ были выявлены несколько местонахождений плейстоценовой
фауны, обследована (а в 1936 г. и раскопана) стоянка Гремячее у впадения Жиздры в Оку (Борисковский, Воеводский, 1937; Воеводский,
1937, 1941, 1945; Воеводский, Герасимов, Третьяков, 1937).
Тем временем по стране покатилась очередная волна политических репрессий. Ведущий знаток палеолита и неолита Украины Михаил
Яковлевич Рудинский – первооткрыватель деснянской группы стоянкой в Пушкарях – в 1934 г. был арестован НКВД, обвинен в
контрреволюционной деятельности и национализме и сослан под Архангельск. Он был одним из многих десятков репрессированных
историков и археологов Украины. Продолжать начатые им раскопки деснинского палеолита (собственно, как и иные исследования в
области археологии) стало, фактически некому. Возглавивший изведенную НКВД под корень украинскую археологию ленинградец Л.М.
Славин оказался поставленным перед этим печальным фактом. Чтобы как-то продолжать археологические исследования в республике,
ему пришлось срочно приглашать специалистов из Москвы и Ленинграда, не столь пока пострадавших от воинствующего невежества,
пробравшегося и в науку. Наиболее активно откликнулся тогда Михаил Вацлавович. Образовавшуюся лакуну, по мысли М.В.
Воеводского, могла бы заполнить экспедиция нового типа, за организацию которой он с энтузиазмом взялся.
Деснинская экспедиция, возглавленная Воеводским (он сам иногда называл ее «Предприятие Десна»), проработала девять полевых
сезонов в 1936-1940 и 1945-1948 гг. Она ставила основной задачей изучение палеолита от Вщижа до устья Сейма и по Сейму до Курска, а
так же обследование и учет памятников других эпох. Михаил Вацлавович творчески подошел к опыту проведения его учителем –
палеоэтнологом Б.С. Жуковым комплексных антропологических экспедиций в 1920-х годов. Деснинская экспедиция впервые приступила
к исследованию микрорегионов (то есть в зоне работ исследовались все памятники – от каменного века до древней Руси, дабы составить
полноценное впечатление о специфике региональной истории), а так же к комплексному (археологическому и естественнонаучному
одновременно) изучению памятников. Такой подход применялся впервые. Ее опытом и методиками впоследствии руководствовались,
творчески развивая их, А.Н. Рогачев, А.В. Кашкин, А.А. Узянов, В.П. Левенок и многие другие археологи.
Организаторами экспедиции стали Государственная Академия Истории Материальной Культуры, преобразованная затем в Институт
Истории Материальной Культуры АН СССР, МГУ, Институт Археологии АН УССР и региональные музеи (Черниговский, Брянский,
Орловский, отчасти Курский, Трубчевский, Сосницкий), М.В. Воеводский координировал работу, выполнял общее руководство и
работал сам на конкретных памятниках. Так достигался высокий темп работ без снижения их качества, и оптимальное распределение сил
и средств экспедиции. Итогам ее работы посвящена целая серия публикаций Воеводского и его коллег (Воеводский, 1939, 1940-б, в, г,
1941, 1945, 1946, 1947, 1947-а, б, 1948-а, б, в, г, 1949-а, б, в, г, д, 1950-а, б, в, 1952-а, б, в, г, д; Алихова-Воеводская, Воеводский, 1950; Бадер,
Воеводский, 1940; Борисковский, 1953; Воеводский, Формозов, 1950 и др.).
В 1936 г. Воеводским была сформирована мощная команда ученых, в которую вошли археологи различного профиля и геологи,
отвечавшие за естественнонаучные исследования памятников и их окрестностей. Основная часть команды – молодые палеолитоведы:
кандидаты наук, аспиранты и даже студенты. Среди этих людей столь известные ныне в археологии имена, как П.И. Борисковский, И.Г.
Пидопличко, И.А. Семенова-Талицкая, М.Д. Гвоздовер и другие. Изучением памятников периода неолита-бронзы занимался Г.В.
Подгаецкий, анализом геологии и геоморфологии палеолита Десны – геолог и палеонтолог В.И. Громов и его помощница В.А.
Хохловкина (Геологический институт АН СССР) и т.д. Громова ведущий геолог–четвертичник страны Г.Ф. Мирчинк в письме К.М.
Поликарповичу еще от 4.01.1928 г. характеризовал так: «Он сейчас является после М.Н. Павловой лучшим знатоком четвертичной
фауны». Фактически, именно в экспедиции у М.В. Воеводского начинал активную самостоятельную археологическую деятельность Б.А.
Рыбаков (будущий академик и директор Института Археологии АН СССР), студентом копавший вместе с Городцовым стоянку
Тимоновка. В составе Деснинской экспедиции он после защиты кандидатской диссертации вел разведки в 1939-1940 гг. по Десне на
отрезке от Новгород-Северского до Гремячьего, раскопки Пушкаревского городища, начинал раскапывать древнерусский центр
удельного княжества – летописный Вщиж.
Разведки самого Воеводского уже в 1936 г. позволили открыть палеолитические местонахождения Попова Руза, Ложок, Крейдяный ров.
Тогда же сотрудницей Деснинской экспедиции - студенткой О.Н. Мельниковской был обнаружен ряд местонахождений каменного века
на р. Смячка и у с. Лисконоги. В дальнейшем череда открытий продолжалась ежегодно: Аникиев ров 2, Пушкари 4, Харьковский ров
(Пушкари 5), Пушкари 6, Покровщина (Пушкари 7) – открыты Воеводским в 1937 г., Давидов Березняк, Усть-Кравцовская, Пушкари 8
(Кравцов ров) – в 1940 г. Сказалась в первую очередь длительная работа на небольших территориях, позволяющая вести, фактически,
сплошную разведку, детально осматривая каждый мыс коренного берега, каждый овраг Параллельно с поиском новых памятников шло
планомерное исследование как бывших известными ранее, так и вновь открытых стоянок.
Часть работ вёл только что защитивший кандидатскую диссертацию украинский палеонтолог и археолог Иван Григорьевич Пидопличко
(в прошлом – ветеринар, в настоящем – новоиспеченный кандидат наук, остеолог и археолог, в будущем – академик, создатель
Центрального научно-природоведческого музея в Киеве, директор Института Зоологии АН УССР, один из столпов отечественной
школы антигляциализма, напрочь отрицавшего четвертичные оледенения). В 1936 – 1938 гг. им, как начальником одного из отрядов
Деснинской экспедиции, были раскопаны стоянку Новгород-Северская (в 1933 г. здесь уже вел раскопки М.Я. Рудинский),
размещавшуюся в гротах под навесами плит бучакского песчаника, и стоянку Чулатово 1 (Крейдяной майдан), разрушавшиеся
карьерами и давшие первые палеоантропологические находки в Подесенье. Им же совместно с Д.З. Галичем открыта стоянка Чулатово
2 (Рабочий ров). Одновременно Пидопличко оказывал помощь в определении и анализе палеонтологических остатков, геологических
условий залегания культурных слоев. В 1940 г. И.Г. Пидопличко вместе с П.И. Борисковским переключился на изучение Амвросиевской
стоянки под Донецком, навсегда покинув Деснинскую экспедицию.
Стоянка Чулатово 2 в 1936 г. исследовалась Д.З. Галичем, а затем, в 1937-1938 гг., самим М.В. Воеводским при участии В.И. Громова,
И.Г. Пидопличко, И.А. Семеновой-Талицкой, И.В. Фабрициус и других специалистов. Было вскрыто более 1000 м2. Стоянка конца
верхнепалеолитического времени, по каменному инвентарю - «родная сестра» Тимоновской и раскопанной позднее Юдиновской
стоянок в Брянской области, была фактически исчерпана раскопками. Кстати, это редкий, а для 1930-х гг. и вовсе уникальный случай
столь полномасштабных раскопок палеолитического памятника.
Культурный слой был тонким и, в целом, весьма слабо насыщенным находками. В процессе работ была разработана и применена новая
методика исследований. Основной ее принцип заключался в следующем: все находки, включая мельчайшие чешуйки кремня, не только
наносились на план, но и оставлялись на месте до окончания исследования всей вскрытой очередным раскопом площади. Таким
образом удалось выявить локальные производственные комплексы, где первобытные мастера занимались кремнеобработкой, а также
следы легких наземных переносных жилищ. Кроме того был детально прослежен микрорельеф древней дневной поверхности
(Воеводский, 1948, 1952-в). Именно в Чулатово 2 была, фактически, отработана методика «больших площадей», часто приписываемая в
историографической литературе академику П.П. Ефименко.
Первым М.В. Воеводский и изложил эту методику в публикации (Воеводский, 1948), ныне незаслуженно забытой специалистами.
Михаил Вацлавович предлагал несколько обязательных этапов в раскопках палеолитического памятника. Во-первых серией шурфов без
разборки культурного слоя в них, предполагалось выяснить границы древнего поселения. Вслед за этим закладывался раскоп, причем,
несмотря на необходимость вскрытия значительной площади, Воеводский рекомендовал не увлекаться грандиозными размерами, дабы
прослеживать в стенках натуральный разрез, необходимый для понимания особенности геологических наслоений и накопления
культурного слоя на месте раскопок. Для поквадратной зарисовки размещения находок М.В. Воеводский применил деревянную рамку
размером 1 х 1 м с натянутыми через каждые 10 см нитями, образующими сетку. Такие простейшие приборы и поныне применяются в
целом ряде археологических экспедиций – к примеру – в Хотылевской, хорошо известной брянским студентам-историкам. Однако мало
кто из занимающихся фиксацией планов помнит, что удобством работы обязан талантливому обаятельному исследователю из Москвы.
Кроме того, М.В. Воеводский справедливо ратовал за максимальный сбор материала при раскопках: брать он рекомендовал все, вплоть
до обломков костей и угольков. Позднейшие исследования подтвердили его правоту и в этом.
Вернемся вновь к Деснинской экспедиции. Исследования поселения в Пушкарях 1 (Пасека), прерванные арестом М.Я. Рудинского, были
возложены на ленинградца П.И. Борисковского, имевшего уже опыт работы в Костенковской экспедиции у своего учителя профессора
П.П. Ефименко. В течение 1937-1939 гг. было вскрыто 180 м2 культурного слоя с углубленным трехочажным жилищем, в конструкции
которого были использованы кости и бивни мамонта (Воеводский, 1952-б). Результаты раскопок стали основой для серии публикаций и
для главы 8 фундаментальной монографии (и для докторской диссертации) Павла Иосифовича о палеолите Украины. В работе на
Пушкарях 1 участвовали археологи К.С. Алексашина (1937), Н.П. Амбургер (1938), И.В. Погожева-Сизова (1939), а также палеонтологи и
геологи В.И. Громов и И.Г. Пидопличко (1938) и В.В. Карачаровский (1939), изучавшие фауну и геологию стоянки и ее окрестностей. Со
слов Г.П. Григорьева, известно, что Борисковский в 1939 г. получил производственную травму во время раскопок, что и стало,
фактически их финалом.
При раскопках Пушкаревской стоянки была применена принципиально иная методика исследований, нежели в Чулатово 2. Дело в том,
что, в отличие от Чулатово 2, культурный слой Пушкарей необычайно насыщен обработанным кремнем. В связи с этим не
представлялось возможным фиксировать на плане каждую отдельно взятую находку – все отметки сливались. Кремень стали снимать в
пакеты поквадратно, стараясь не нарушить при этом подстилающую поверхность (Борисковский, 1953, с.182).
Различие методических подходов к исследованиям разных типов культурных слоев свидетельствует о наличии творческого научного
поиска в руководстве Деснинской экспедиции. Обе методики разборки и фиксации слоя – «чулатовская» и «пушкаревская» в
дальнейшем применялись, совершенствовались, но окончательный приоритет все же закрепился за более точной «чулатовской»
методикой, выработанной лично М.В. Воеводским. В тех же Пушкарях 1, где продолжает исследования В.И. Беляева, оставляется на
месте и фиксируется на плане и нивелируется (но иногда на нескольких листах – по пластам) практически каждый кремень, несмотря на
большую насыщенность культурного слоя.
Стоянку Пушкари 2 (Аникеев ров 1), открытую еще в 1933 г. И.Г. Пидопличко, раскапывал в 1937-1940 гг. сам М.В. Воеводский.
Анализируя результаты ее раскопок можно прийти к выводу, что это не просто снесенный по склону культурный слой, а следы
мамонтового «кладбища», напоминающего отдаленно, «кладбища» мамонтов в Новых Бобовичах и в Севске. Стоянку Пушкари 3
(Сосоницкий ров) ранее открытую репрессированным М.Я. Рудинским, в 1937 г. исследовала И.А. Семенова-Талицкая, а в 1938-1939 гг.
– опять же сам М.В. Воеводский. Он же исследовал открытое им мезолитическое поселение Покровщина (Пушкари 7) в 1937 и 1938 гг., в
раскопках и обработке материала активно участвовала К.С. Алексашина.
Конец тридцатых годов ознаменовался еще одним основополагающим открытием экспедиции Воеводского. Тогда, в 1938-1940 гг. были
обнаружены и частично исследованы сразу нескольких нижнепалеолитических местонахождений на Десне. Ранее эта эпоха в Подесенье
была совершенно неизвестна. В 1938 г. В.И. Громовым и В.А. Хохловкиной выявлено местонахождение Чулатово 3 (Заровская круча),
М.В. Воеводским – местонахождение Подболотье у с. Пушкари, в 1939 г. И.В. Погожевой-Сизовой и Т.Н. Тралло – местонахождение
Араповичи, а В.И. Громовым и В.А. Хохловкиной – местонахождения Язви и Ореховый Лог у Пушкарей. В.А. Хохловкина тогда же
нашла раннепалеолитические изделия на обрыве Десны в селе Неготино близ Брянска. В 1940 г. там же сделал находку и Т.Н. Тралло.
Среди находок оказались многочисленные отщепы, а также остроконечники, скребла, фрагменты бифасов. Белорусский археолог К.М.
Поликарпович в одной из своих рукописей подверг резкой критике эти находки, считая их случайными и даже вообще не относящимися
к деятельности человека. Однако последующие разведки и раскопки в Подесенье полностью подтвердили правоту М.В. Воеводского. С
этим согласился и сам Поликарпович, исключив свою критику из окончательного варианта рукописи, посвященной раннему палеолиту
Верхнего Поднепровья.
Ошибка была в ином: найдя архаичные каменные изделия раннепалеолитической эпохи в переотложенной морене Громов и
Воеводский датировали их периодом до максимального днепровского оледенения – более 250 тысяч лет. Реальная же датировка этих
изделий примерно вдвое меньше. Отталкиваясь от доднепровского возраста раннего палеолита ученые неверно датировали и более
поздние памятники и геологические образования. К результатам этой ошибки мы еще вернемся.
Параллельно с основным вектором работ – палеолитом, изучались городища раннего железного века (практически белое пятно в
археологии Подесенья того времени). В этих исследованиях участие принимает не только часть московской команды (А.Е. Алихова и
студентки кафедры археологии МГУ Л.В. Артишевская, Т.Н. Никольская, О.Н. Мельниковская), но и директор Трубчевского
краеведческого музея, большой энтузиаст В.П. Левенок. Среди обследованных (в том числе и лично М.В. Воеводским) городищ –
Юхновское 1 и 2, Горкинское, Овстугское, Речицкое, Трубчевское, Песочноровское и многие другие. Сотрудник экспедиции Ф.В.
Лучицкий в 1938 г. шурфовал Пушкаревское городище, а в 1939 г. оно раскапывалось Б.А. Рыбаковым и А.А. Попковым. До этих
исследований памятники раннего железного века Подесенья рассматривались, как контактная зона Дьяковской культуры Поочья и
скифоидной «зольничной» культуры Поднепровья. Кстати, некоторые брянские краеведы упорно продолжают пользоваться этой
устаревшей информацией середины 1940-х гг. по сей день, избегая консультаций со специалистами-археологами (так, например, С.П.
Кизимова приводит ее в своей книге «Бежица», изданной в Брянске в 1999 году).
На основе накопленных новых данных М.В. Воеводский смог выделить самостоятельную, характерную для бассейна Десны юхновскую
культуру, названную по эталонному городищу близ Новгород-Северского. Изучение генезиса, этнической принадлежности и судеб
юхновской культуры, участия ее в сложении славянского этноса, деснинских культур римского времени по сей день один из важнейших
дискуссионных вопросов археологии Подесенья. По всей вероятности носители этой культуры относились к балтским племенам, весьма
близким к праславянам. Кстати, уже после кончины Михаила Вацлавовича, его вдова – А.Е. Алихова – посвятила многие годы изучению
юхновских древностей Посеймья, большей частью открытых еще ее мужем. Изучением юхновских древностей непосредственно на
Десне продолжила О.Н. Мельниковская, также прошедшая горнило Деснинской экспедиции.
Как истинного энциклопедиста интересовала М.В. Воеводского и проблематика роменской культуры VIII-X вв., предшествовавшей
Великокняжеской эпохе, следы которой во множестве встречались на Деснинских городищах. С этим связано, в частности, начало
раскопок Б.А. Рыбакова во Вщиже. Часть материалов Воеводского о городищах верхней Десны, посвящена памятникам роменской
культуры и Древней Руси. Среди упоминаемых им вновь открытых памятников не только городища, но и неукрепленные населенные
пункты. Например, открытое Михаилом Вацлавовичем селище Овчары на территории современной Бежицы.
В целом для Деснинских городищ М.В. Воеводский в докладе, зачитанном в марте 1947 г. на заседании сектора Славяно-Русской
археологии ИИМК АН СССР, предложил следующую схему: ранняя группа (1 тыс. до н.э. – II в. н.э.) – юхновская, средняя группа (IX-X
вв. н.э.) – роменская, поздняя группа (XI-XIII вв.) – древнерусская. К разрыву между ранним железным веком и роменскими
памятниками Михаил Вацлавович справедливо относил неукрепленные селища типа поселения Майдан в Пушкарях или открытого
позднее Авдеевского селища (Воеводский, 1949-а). Последующие раскопки блестяще подтвердили и детализировали предложенную
Воеводским хронологию древностей эпохи раннего железа и средневековья в Подесенье.
Осенью 1939 г., помимо работы в Подесенье, Воеводский предпринял еще один «поход» в Среднюю Азию, в ставший его малой
родиной древний Самарканд. Он совместно с В.В. Шумовым исследовал верхнепалеолитическую стоянку в городском парке, на берегу
Комсомольского озера. Стоянка эта была открыта в марте того же года местным археологом и краеведом Н.Г. Харламовым (некоторые
историографы приписывают честь этого открытия самому Воеводскому, в чем Михаил Вацлавович, несомненно, не нуждается – он
вообще не был честолюбивым человеком и готов был делиться с окружающими собственными открытиями – была бы только польза
для науки).
В 1940 г. Деснинская экспедиция продолжила работу, состав ее вновь расширился. Распределение обязанностей было следующим.
Начальник – М.В. Воеводский. Начальник геологической части – В.И. Громов. Начальник Орловского отряда по изучению феодальных
памятников Верхней Десны – Б.А. Рыбаков. Руководитель раскопок ранних городищ в Черниговской области – А.Е. Алихова. Старшие
научные сотрудники – В.А. Хохловкина, К.С. Алексашина, К.И. Цветкова. Лаборанты – Н.П. Амбургер, Ф.В. Лучицкий, Н.В. Погожева,
Н.А. Сугробов. Кроме того участвовали в работе студенты-практиканты Г.Г. Твердовская, М.Д. Гвоздовер, Е.Н. Афанасьева, Т.Н.
Смирнова, А.В. Никитин, А.Л. Монгайт, Г.Б. Федоров, Р.Д. Розенберг, И.В. Совков и Н. Наливайчик. Исследования носили еще более
масштабный характер, чем год назад.
Б.А. Рыбаков приступил к раскопкам древнерусского города Вщиж на верхней Десне – неоднократно упомянутого в летописях центра
удельного княжества. Любопытно, что информация об этих раскопках была опубликована… в газете «Пионерская правда». Сами
материалы, сданные на хранение в Орловский музей, большей частью пропали в годы войны.
На средней Десне, близ Пушкарей в результате обследования нескольких торфяников, было обнаружено первое в регионе свайное
сооружение – помост из длинных плах, уложенных на два ряда свай. Подобные сооружения М.В. Воеводскому уже приходилось
описывать в обзорной статье, посвященной остаткам торфяного поселения лужицкой культуры, исследованного польскими коллегами
(Воеводский, 1938-а).
Тогда же М.В. Воеводский обследовал палеолитическую стоянку в Мезине. Ее раскопки он, однако, не производил – это планировалось
на полевой сезон 1941 года. Производилась М.В. Воеводским и А.Е. Алиховой шурфовка городища раннего железного века Песочный
ров, под культурным слоем которого были обнаружены остатки мезолитической стоянки, ставшей эталонной для бассейна Десны
(отсюда – Песочноровская культура). Продолжились раскопки мустьерского местонахождения Заровская круча, в процессе
обследования окрестностей были открыты еще два местонахождения палеолитического времени в Араповичах. Тогда же Воеводский
открыл и верхнепалеолитическую стоянку Погон (Пятый метр) в Пушкарях. Одаренная студентка истфака МГУ Марианна Гвоздовер
изучала стоянку Бугорок, (верхний слой Погона), участвуя в исследованиях стоянки Погон в 1940 г.
В начале лета 1941 г. Михаил Вацлавович предложил выпускнице МГУ М.Д. Гвоздовер поступить в аспирантуру в Киеве, чтобы далее
заниматься палеолитом. Почему в Киеве? Да потому, что Михаил Вацлавович летом должен был занять место заместителя директора
Института Археологии АН УССР и переехать из Москвы в Киев. Но, как известно, человек только предполагает…
Началась Великая Отечественная война. Деятельность Деснинской экспедиции, естественно, приостановилась. Михаил Вацлавович
попал в число ученых, эвакуированных на Урал. Сам он продолжал археологические работы, его супруга учительствовала в школе. В
1942-1943 гг. он вел исследования открытой на р. Печоре Островской верхнепалеолитической стоянки. Впоследствии стоянка получила
имя ее первооткрывателя – погибшего на фронте археолога М.В. Талицкого (ученика профессора Жукова, как и сам Воеводский). В
годы войны погиб и сотрудник Деснинской экспедиции, большой любитель природы Н.А. Сугробов, в совершенстве освоивший
остеологию (науку о костях) и изучавший остатки животных из культурных слоев. Осталась недописанной и его уникальная диссертация.
По результатам раскопок стоянки Талицкого М.В. Воеводским была написана так и не попавшая в печать работа о кремневом
инвентаре. Его ученица М.Д. Гвоздовер уже после смерти Воеводского опубликовала в ученых записках МГУ вкладышевый костяной
наконечник, найденный им на этой стоянке (Гвоздовер, 1952-а).
В 1944 г., по возвращении в Москву, М.В. Воеводский принял участие в организации Всесоюзного археологического совещания,
основной целью которого было подведение итогов деятельности советских археологов, восстановление советской археологии после
завершения войны и принятие широкой программы дальнейших послевоенных исследований (государственное планирование научной
деятельности как таковой). Возглавлял оргкомитет академик Владимир Потемкин. Фактически, такое совещание было продолжением
традиционных дореволюционных Археологических съездов, забытых на три десятилетия. Оргкомитет поручил Воеводскому вести
подготовку работы одной из секций. Эта секция подводила общие итоги археологических исследований в СССР за 25 лет (1918-1943).
Кроме того, он возглавлял комиссию по организации выставки «Археологические исследования в СССР за 25 лет». В качестве
перспективного плана послевоенных работ М.В. Воеводский заявил изучение стоянок Бежицкого, Брянского, Гремячского,
Новгород-Северского и Понорницкого районов Подесенья в течение 1945-1949 гг. Было задумано и расширение района работ.
После войны, в 1945 г. Михаил Вацлавович продолжил работы в поле, хотя Деснинская экспедиция не сразу возродилась после
четырехлетнего перерыва. Он, совместно с преподавателем Рязанского пединститута, археологом Н.П. Милоновым, обследовал
местонахождения эпохи палеолита Ялтуново-Польное (открыто в 1945 г.) и Верхняя Подсосенка (открыто Н.П. Милоновым в 1943 г.) в
Рязанской области.
С 1946 года Деснинская экспедиция возобновила полевые исследования. В июне-июле М.В. Воеводский с начинающими сотрудниками
ИИМК и художником совершает на академическом автомобиле рекогносцировочную поездку по Десне через Брянск, Елисеевичи,
Трубчевск, Пушкари, Новгород-Северский, Мезин, Сосницу, Чернигов, осматривая памятники и восстанавливая утраченные в военные
годы связи. С группой Воеводского в Трубчевске работал тогда еще начинающий археолог и краевед, а впоследствии – известный
исследователь бассейнов Десны и Дона – Всеволод Протасьевич Левенок. Он был счастлив работать с крупным специалистом, но при
этом говорил в своих письмах и о двойственном впечатлении, которое произвела на него тогда скромная команда возрождающейся
Деснинской экспедиции образца 1946 года. «Насколько я знаю самого Воеводского как научного работника и большого специалиста
своего дела, настолько его сотрудники произвели на меня тягостное впечатление. Неужели можно, состоя на специальных должностях
археологов в ИИМКе, так мало знать (имея все возможности к приобретению знаний) и задавать такие нелепые вопросы, что мне –
простому скромному районному краеведу приходится только плечами пожимать и иногда вопросительно поглядывать на Воеводского
– что, мол, сие явление значит?»
В июне Воеводский посетил местонахождение раннего палеолита в Неготино, заложил на палеолитической стоянке Елисеевичи в районе
берегового обрыва Судости небольшую зачистку, собрав кремневый материал и обломки костей, переданные в Музей Антропологии
МГУ.
Эти работы носили скорее ознакомительный, нежели исследовательский характер. Однако, в связи с шурфовкой Елисеевичей
произошло небольшое, но досадное недоразумение. К.М. Поликарпович, открывший и исследовавший стоянку до войны, а также
продолживший ее раскопки в 1946 и 1948 гг., выразил огорчение и в своих рукописях, и в письмах в связи с тем, что его не поставили в
известность ни о работах, ни об их результатах.
Впрочем, этот случай совершенно не показателен: Воеводский очень чутко и бережно относился к провинциальной археологии,
большей частью выкошенной сталинскими репрессиями. Более того, М.В. Воеводский тогда же, в 1946 г., собирался выделить их фондов
финансирования своей экспедиции К.М. Поликарповичу средства раскопок в Елисеевичах.
Возобновились исследования памятников раннего железного века и феодального периода, они на этот раз сосредоточились на отрезке
Трубчевск – Пушкари. В июле М.В. Воеводский вместе с В.П. Левенком обследовал комплекс (городище и селище) в Кветуни, городища
Красное, Ратчино, Селец 1-3, Трубчевск.
Сотрудница деснинской экспедиции Л.В. Артишевская вела раскопки на городище Песочный ров близ села Пушкари. Обследовав
Пушкаревское городище, Воеводский пришел к выводу о сильном его разрушении военными траншеями. Тогда же были продолжены
раскопки палеолитической стоянки Погон совместно с М.Д. Гвоздовер, Н.П. Амбургер, В.И. Громовым и В.А. Хохловкиной, начатые
перед войной.
М.В. Воеводский всегда уделял большое внимание естественнонаучным исследованиям в археологии. Не случайно он был избран
членом Ученого Совета Комиссии по изучению четвертичного периода при ОГГИ АН СССР. Анализируя данные собственных
раскопок и иных работ по исследованию Восточно-европейского верхнего палеолита, М.В. Воеводский отверг теорию П.П. Ефименко о
прямой связи этапов смены природных условий и стадий развития палеолитической культуры. Однако, не всегда данные естественных
наук получали сразу же верную интерпретацию.
Проводившийся совместно с В.И. Громовым анализ геологических условий залегания памятников эпохи палеолита на Десне, привел
М.В. Воеводского к ошибочному мнению. Как уже говорилось ранее, он сделал вывод, что мустьерская эпоха и начало верхнего
палеолита связаны с периодом максимального распространения рисского (днепровского) оледенения. М.В. Воеводский и коллеги
воспринимали свое понимание стратиграфии деснинского палеолита как победу над «реакционной, клерикальной» схемой Марселина
Буля (Boule, 1946; Воеводский, 1940, 1946). Именно эта схема, как выяснилось впоследствии, и была-то, в основном, верна. Однако нет
худа без добра. Ошибка с хронологией заставила Воеводского расширить район работ Деснинской экспедиции в Посеймье, не
занимавшееся покровными четвертичными ледниками, чтобы заполнить деснинский хиатус между мустье и развитым верхним
палеолитом. Это привело к новым выдающимся открытиям.
Еще 20 января 1940 г. Михаил Вацлавович связывался с директором Курского краеведческого музея, предполагая провести раскопки на
единственной, известной тогда в Посеймье, стоянке Сучкино (ныне – хутор Октябрьский в Рыльском районе) и организовать
рекогносцировочные разведки по Сейму и обследование древнерусских феодальных центров, которые дали бы, помимо прочего,
богатый материал для экспозиции Курского краеведческого музея. Воеводский рассчитывал и на долевое участие курского музея в
финансировании экспедиции в размере 5000 рублей. Начинание поддержали не только музейные работники во главе с директором
музея Бушуевым но и Курский педагогический институт, готовый выделить средства и прикомандировать к экспедиции 6
студентов-практикантов (Щавелев, 2002). Началу работ, запланированных на 1941 г., помешала тогда война.
В конце июля 1946-го наконец состоялся выезд в Курск и Орел, после чего Деснинская экспедиция перенесла значительную часть сил в
Курское Посеймье. Работы велись за счет средств НИИ и Музея Антропологии МГУ и Института Истории Материальной Культуры АН
СССР. Основным объектом исследований стала Авдеевская палеолитическая стоянка, тем более, что по ее территории планировалось
провести так и не построенную впоследствии ЛЭП. Вместе с М.В. Воеводским на место выехали первооткрыватель В.И. Самсонов, а так
же М.Д. Гвоздовер, О.Н. Мельниковская и В.Е. Звягинцева. Первый раскоп в Авдеево имел площадь 55 м2. Поначалу М.В. Воеводский и
М.Д. Гвоздовер посчитали, что имеют дело с переотложенной стоянкой. Это и не удивительно – низкое, почти пойменное положение
культурного слоя в Авдеево по сей день поражает геоморфологов и разительно отличается от расположения большинства
палеолитических стоянок в Подесенье. Именно поэтому памятник копался с целью получения находок, ускоренными темпами,
послойно-штыковым методом, раскритикованным впоследствии А.Н. Рогачевым. Лишь в 1947 г., когда обнаружилась группа
вертикально вкопанных и вбитых в грунт костей мамонта – следы сооружения, стало ясно, что остатки древнего поселения не
переотложены, но часть площадки была уже безнадежно снесена. «Мы запороли памятник!» – сетовал расстроенный Михаил
Вацлавович после бессонной ночи, проведенной им по возвращении из поездки в Курск на освещенном полной Луной раскопе.
Однако, не ошибается только тот, кто ничего не делает. Новая методика исследований отрабатывалась на ходу…
В 1947 г. Авдеевскую стоянку раскапывала М.Д. Гвоздовер под общим руководством Воеводского, непрерывно курсирующего между
Авдеево и Пушкарями. В работе участвовали так же сотрудники МГУ и переживший войну, ранение и эвакуацию в Ашхабад
ленинградец П.И. Борисковский, уже сотрудничавший с М.В. Воеводским в Пушкарях в предвоенные годы. По приглашению
Воеводского работали в Авдеево и его окрестностях и геологи-четвертичники А.И. Москвитин и М.Н. Грищенко. Каждый из них дал
свою трактовку уникальных геологических условий авдеевского палеолита. Раскоп тем временем увеличился еще на 100 м2.
Одновременно другим отрядом Деснинской экспедиции под руководством Р.Л. Розенфельдта производились исследования
древнерусского комплекса у села Липино в 5 км к востоку от Авдеевской стоянки. Были обследованы городище и прилегающие к нему
селища и могильники – остатки удельного города Киевской Руси и его некрополя. Раскопки Липинского комплекса (могильники,
городище, посад) продолжались затем в 1948, 1949 и 1951 гг. Р.Л. Розенфельдтом, П.И. Засурцевым, Н.К. Лисицыной. Изучено было 69
курганов, 30 грунтовых погребений и 400 м2 культурного слоя городища. Раскопки Липинского комплекса продолжаются и по сей день
и приносит интереснейшие результаты. Ныне это один из самых исследованных древнерусских городов летописного Посемья, благодаря
усилиям курской «археологической четы» В.В. Енукова и О.Н. Енуковой. М.В. Воеводский считал этот центр не упомянутым в
древнерусских источниках, позднее Ю.А. Липкинг, В.В. Енуков и автор довольно убедительно доказали, что это – Липовеческ из
летописи Лаврентьевского списка. Он по сей день приносит сенсационные находки. Так, автором, при сборе подъемного материала на
посаде Липинского комплекса в 1998 г., в непосредственной близости от городища были обнаружены первая на территории Курской
области вислая актовая печать с изображением святого (тип, близкий к буллам Владимира Мономаха) – первая в Курском Посеймье,
железное писало XI в. и небольшой фрагмент ордынской поливной керамики.
Продолжались в 1947 г. работы Деснинской экспедиции и в Подесенье. По воспоминаниям В.А. Падина, для исследования
геологического строения Деснинской долины в рамках программы экспедиции Воеводского он спускался по Десне на лодке вместе с
геологами во главе с Хохловкиной от Трубчевска до Новгород-Северского. Близ Пушкарей изучались мезолитическая стоянка и
городище Песочный ров и неолитическая стоянка Мыс Очкинский (в работах участвовали В.А. Падин – с 19.10.1945 г. – директор
Трубчевского краеведческого музея, В.А. Хохловкина, Л.В. Артишевская и др.). Тогда же М.В. Воеводский помог В.А. Падину
восстановить и открыть для посетителей разграбленный фашистами Трубчевский краеведческий музей, восполнить его разоренные
фонды. Благодаря Деснинской экспедиции его фонды и экспозиция вновь были наполнены археологическими экспонатами. М.В.
Воеводский, совместно с В.А. Падиным повторно обследовали древнерусский курганный могильник Кветунь 2. Раскопки этого
могильника еще до войны начал В.П. Левенок, уехавший в 1947 г. в Минск, в Институт Истории АН БССР, лаборантом и художником к
К.М. Поликарповичу.
Получается, что не вполне оправданно выделять столь четко, как это делает в своей статье курский историк С.П. Щавелев (1995, 2002), два
этапа деятельности Деснинской экспедиции – собственно Деснинский и Посеймский. Исключительно Посеймьем экспедиция
Воеводского занималась лишь в 1948 г., да и то в силу сложившихся форс-мажорных обстоятельств.
Итак, 1948 год. В связи с рождением дочери М.Д. Гвоздовер, изучавшая Авдеево в течение предыдущих сезонов, не смогла принять
участие в раскопках. Тем временем в Авдеево вскрыли около 600 м2, на эти раскопки разрушающегося памятника брошены все
основные силы и средства Деснинской экспедиции, поскольку здесь планировали провести крупную ЛЭП (так впоследствии и не
построенную). В этом же году выяснилось, что М.В. Воеводский неизлечимо болен раком пищевода, недуг с каждым днем приносил
ему все более невыносимые страдания. Основную работу по организации деятельности экспедиции взяла на себя его жена А.Е.
Алихова-Воеводская. Два отряда работали в Авдеево (раскопки Авдеевской стоянки и открытого Алиховой раннесредневекового
селища Белая гора), другой – на Липинском комплексе. Третий (под руководством О.Н. Мельниковской) вел разведки памятников
раннего железного века (Шуклинка, Щетинка). Кроме того, Михаил Вацлавович сам продолжал разведки в окрестностях. Так, именно им
были открыты городища Кузина гора, Плаксино, Александровское, впоследствии раскопанные его вдовой и ставшие опорными
памятниками раннего железного века Посеймья. Автор неоднократно посещал эти памятники еще со школьных лет и может утверждать,
что, например, Плаксинское городище по сей день весьма перспективно для стационарных исследований: мощный культурный слой
чрезвычайно насыщен находками, растекающимися по крутым обрывистым склонам. Среди находок 1990-х гг. – обильная керамика,
глиняный светильник, «блоки», «рогатые кирпичи», железные ножи и шилья, витой бронзовый перстень, раковина каури и др. Более
того, в 1990-х гг. автору удалось существенно расширить границы открытого М.В. Воеводским микрорегиона за счет городищ и селищ
близ сел Чечевизня и Дроняево.
В 1947 г. в составе Деснинской экспедиции Воеводского в разведках и раскопках Песочного рва на Десне, а затем Липино и Авдеево на
Сейме участвовал и А.А. Формозов – в то время студент, а затем известный российский археолог и историограф. Именно он открыл
тогда палеолитическое местонахождение у с. Сорокино ниже по течению Сейма. Составляя по заданию М.В. Воеводского карту
монетных кладов региона, он общался с оставшимся в живых после репрессий курским краеведом Т.А. Гороховым (Щавелев, 2002).
Увы, многие годы профессор Воеводский курил – иногда папиросы, иногда – трубку. Лишь во время последнего сезона, когда его
начали мучить нестерпимые боли, он бросил курить. Трубка была оставлена навсегда там, где обычно находилась во время пребывания
Михаила Вацлавовича на авдеевском раскопе – в особой нише, вырытой в грунтовой стенке. Трубка Воеводского ныне – одна из легенд
Авдеевской экспедиции (а в Авдеево раскопки продолжются многие годы). Когда для корреляции квадратной сетки и исследуемых
объектов ищут границы старого раскопа 1940-х гг. (только на памяти автора такие поиски успешно происходили трижды – в 1981, 1995 и
1999 гг.), вспоминают, что к концу сезона 1948 г. она так и осталась в нише и была засыпана. По сей день легендарный курительный
прибор покоится в земле, рядом с еще нераскопанными костями мамонта, статуэтками «палеолитических Венер» и кремневыми
орудиями человека каменного века…
В сентябре уставший профессор Воеводский вернулся в Москву. Он уже вполне понимал, что жить остается совсем недолго, но до
самого конца пытался победить болезнь, до самого конца в это не верил, упорно планируя новый этап исследований. На 1949 год было
намечено не только завершение раскопок Авдеевской стоянки, но и начало новых исследований Мезина – первенца и классики
Деснинского палеолита (их через несколько лет начал И.Г. Шовкопляс). Воеводский работал не покладая рук. Он давал советы,
наставления. Перенося тяжкие страдания, торопился привести в должный вид, обработать результаты последнего полевого сезона. Как
оказалось, последнего в своей жизни…
23 октября 1948 года Воеводский скончался на операционном столе в московской клинике. В коридоре у операционной в этот миг ждали
и надеялись на чудо две женщины: его супруга – Анна Епифановна Алихова и его прежняя студентка, его аспирантка, ученица –
Марианна Давыдовна Гвоздовер. Обе любили его, обе всю оставшуюся жизнь посвятили только археологии, но столь близко друг к
другу больше уже никогда не оказывались. Профессиональное и личное иногда очень причудливо переплетается и смешивается…
Жизнь М.В. Воеводского совершенно нелепо, противоестественно оборвалась в период наибольшего расцвета его таланта. Это
потрясло всех, кто так или иначе общался, сотрудничал с ним. Можно только предполагать каких результатов он добился бы в
последующие годы. Ведь даже многие уже написанные им труды (в том числе и основополагающие) оказались изданными посмертно,
силами его многочисленных учеников. Смерть оборвала и работу над фундаментальной монографией, посвященной палеолиту
бассейна Десны. Эта монография должна была стать докторской диссертацией М.В. Воеводского. Несмотря на профессорское звание и
огромные достижения, Михаил Вацлавович формально оставался кандидатом наук. Работа, будь она закончена, превосходила бы по
содержательности, уровню анализа материала и объему вводимых в научный оборот данных «деснинскую» часть монографии П.И.
Борисковского «Палеолит Украины», вышедшей в свет в 1953 г. Опубликованные в 1952 г. фрагменты рукописей позволяют судить о
масштабности и многоплановости задуманного труда, который так и не был никем возобновлен.
Возможно, пора сделать это с учетом обширных новых материалов. Современная монография о деснинском палеолите должна стать
многотомным коллективным трудом ученых Москвы, Санкт - Петербурга, Киева, Брянска, включающим данные археологии и
естественных наук, анализ и обобщение всей накопленной информации. Необходимость подобной работы несомненно назрела.
Деснинская экспедиция стала кузницей археологических кадров страны. Прошедшие эту школу специалисты разных возрастов и
направлений фактически взяли на себя труд по возрождению археологии страны после Великой Отечественной войны и многолетнего
сталинского террора, принесшего отечественной исторической науке еще больший ущерб, чем вражеская армия. В экспедиции М.В.
Воеводского обрели опыт и самостоятельность многие исследователи (историки, геологи, археологи), в числе которых: А.Е. Алихова,
Л.В. Артишевская, Е.А. Векилова, М.Д. Гвоздовер, М.Н. Грищенко, Н.И. Ильенко, М.Н. Кислов, Н.К. Лисицына, О.Н. Мельниковская,
А.И. Москвитин, Т.Н. Никольская, И.Г. Пидопличко, Р.Л. Розенфельдт, И.Г. Розенфельдт (Лейкина), Б.А. Рыбаков, А.А. Формозов, П.Н.
Черменский и другие. Имена большинства оказались в той или иной степени связанными и с дальнейшим изучением деснинского
бассейна. Все они – неординарные талантливые личности. Именно это, как ни парадоксально, было одной из причин, приведших к
финалу существование Деснинской экспедиции. Без объединяющего начала в лице Михаила Вацлавовича экспедиция не смогла
существовать далее и распалась, каждый пошел дальше в науку своим путем. Еще в 1949 г. Б.А. Рыбаков свою экспедицию во Вщиж
продолжал именовать «деснинской», но на «новом месте» имя не прижилось, ибо исчез сам свободный творческий дух экспедиции
Воеводского, не удержался, увы, и прежний профессиональный состав.
Большой заслугой М.В. Воеводского было воспитание местных археологических и геологических кадров. Он прекрасно понимал, что без
них археология нежизнеспособна. Столичные специалисты, будь они семи пядей во лбу, не смогут охватить всего объема предстоящих
исследований. Известный исследователь деснинских памятников археологии, детально проанализировавший становление и развитие
славян в среднем Подесенья Василий Андреевич Падин вспоминал, общаясь с автором: «Воеводский был очень тактичен, он именно
учил. Не ворчал, как некоторые, а все объяснял, отвечал на вопросы. Вообще, это был необычайно обаятельный, глубоко
интеллигентный человек». Учениками М.В. Воеводского в Брянской археологии стали В.П. Левенок и В.А. Падин – два директора
Трубчевского краеведческого музея и, по сути дела, его создатели. Первый воссоздал музей после постепенного разграбления
необразованными пролеткультовцами – ставленниками местных властей в 1920-1930-х гг., второй возродил музей после повторного
разграбления его фашистами и сохранял, пополнял его в течение многих десятилетий. Среди учеников Михаила Вацлавовича, живших
вне столицы, много ярких имен. Сотрудник отдела дореволюционного прошлого Курского областного краеведческого музея В.И.
Самсонов – один из первооткрывателей Авдеевской стоянки. Преподаватель из Курского суворовского училища, будущий курский
археолог-краевед и писатель Ю.А. Липкинг. Все они – впоследствии известные российские, советские археологи и историки. Школу
деснинской экспедиции прошел также известный брянский геолог А.В. Арсентьев, работавший ранее с академиком А.Е. Ферсманом.
Не чужд был Воеводский и официальной преподавательско-педагогической деятельности: в течение ряда лет он читал курсы археологии
каменного века, методики археологических исследований на кафедре археологии МГУ и других московских вузов. С 1944 по 1948 гг. он
был единственным доцентом кафедры археологии МГУ. По воспоминаниям его студента, а впоследствии известного археолога Л.Р.
Кызласова, в 1945 г. это был «молодой здоровый шатен с коротко остриженными усами, с бородкой клинышком… В Москве всегда был
одет в добротный коричневый костюм. Держался независимо и сдержанно… Читал лекции ровно, отчетливо, чистым, мелодичным,
тихим голосом» (Кызласов, 1997). Вспоминает Кызласов и как во время археологической экскурсии в Подмосковье голодной весной
1945 года Воеводский поделился своим скромным пайком с недавно пришедшим с фронта студентом, сделав это тихо, незаметно, но
при этом настойчиво.
Следует отметить, что для столь масштабного ученого, каким был Воеводский, представлялось маловажным, незначительным на фоне
грандиозных научных задач, закрепление собственного приоритета открытий, авторство. Как сказал его товарищ, антрополог Георг
Францевич Дебец, это был для Михаила Вацлавовича вопрос технический. Он видел главное в скорейшем вводе результатов
исследований в научный оборот, и с легкостью отдавал наработанные материалы для анализа и опубликования своим товарищам,
коллегам, ученикам. Это также многое говорит о самоотверженности исследователя.
Важен вклад М.В. Воеводского в методику полевых исследований памятников каменного века. Отчасти об этом уже было сказано, но
это не все. Дело в том, что в 1930-х гг. в советской археологии возобладала методика П.П. Ефименко. Последний отрицал значение
культурного слоя как геоархеологического объекта. Слой удалялся, как «нанос», при расчистке, якобы остатков древнего поселения.
М.В. Воеводский реабилитировал значение культурного слоя и последовательно защищал важность изучения именно культурного слоя,
как основного объекта исследований, отмечая необходимость постоянного наблюдения за разрезами и фиксации микростратиграфии
(Воеводский, 1948-а). Именно такого рода наблюдения дают возможность уточнять вопросы разновременности объектов на поселении,
выделения горизонтов обитания и т.д. В конце 1940-х гг. культурному слою стали уделять внимание и ученики П.П. Ефименко – А.Н.
Рогачев и П.И. Борисковский, однако М.В. Воеводский был наиболее последователен.
В 1949 г. в НИИ и Музее Антропологии МГУ, в котором Воеводский проработал всю жизнь с самого приезда в Москву, была открыта
экспозиция по палеолиту СССР, действующая и поныне. В виде диорамы там удалось очень реалистично восстановить уголок раскопа
Авдеевской стоянки на фоне незабываемого пейзажа с. Авдеево – последнего раскопа в жизни Михаила Вацлавовича. Такая дань
памяти не случайна. В первую очередь, именно Воеводскому музей обязан созданием уникальной коллекции по палеолиту и неолиту,
которая в последующие годы активно пополнялась его учениками и учениками его учеников. Светлой памяти М.В. Воеводского были
посвящены два сборника научных трудов (Кратких Сообщений о докладах и полевых исследованиях ИИМК и Ученых Записок МГУ),
повесть курского писателя, историка, археолога и краеведа Ю.А. Липкинга «Кудеяров стан» и созданная автором этих строк и музейным
работником и популяризатором науки А.Г. Шпилевым и монография «Курский край. Т.1: Каменный век».
При всем разнообразии интересов и направлений работы Михаила Вацлавовича, Деснинская экспедиция оказалась наиболее
значительным его творением. Комплексных археологических изысканий такого масштаба и системного охвата в Среднем Подесенье не
проводилось ни до, ни после, даже во времена великолепно финансируемой и ведомой хорошо подготовленными,
квалифицированными исследователями Деснинской новостроечной экспедиции Института Археологии АН СССР (1978 –1992 гг.).
В последнее время активизировались археологические исследования в регионе, причем ныне основу исследовательского контингента
составляют местные кадры. Сбывается то, о чем в свое время Воеводский мечтал, к чему прилагал немалые усилия. Есть теперь в
Брянске свои специалисты по каменному веку, эпохе бронзы и раннему железному веку, средневековью. На повестке дня –
возрождение Деснинской комплексной экспедиции. Первым шагом к ее воссозданию может стать разработка и утверждение системной
программы исследований древностей Подесенья. Работать в этом направлении будут совместно ведущие академические учреждения
(Институт Археологии РАН и Институт Географии РАН), Государственный Исторический музей, ВУЗы – Брянский государственный
университет и Московский Государственный Социальный университет (Брянский филиал). Возрожденная Деснинская комплексная
экспедиция была бы лучшим памятником ученому - энциклопедисту, антропологу, археологу, педагогу, замечательному человеку –
Михаилу Вацлавовичу Воеводскому.
Список трудов М. В. Воеводского.
1. Тимоновская палеолитическая стоянка // Русский антропологический журнал, Т. 18. - М., 1929. - № 1-2. - С.59-68.
2. Les moyn methodiques pour l’etude de la ceramique // Eurasia Septentrionalis Antiqua, vol. 4, 1929, Helsinki, - p. 82-89.
3. К истории гончарной техники народов СССР //Этнография, Кн. 12. - М., 1930. - № 3-4. - С. 55-70.
4. Стоянки Балахнинской долины // Из истории родового общества на территории СССР. Известия ГАИМК. Вып.106. - 1934. - С. 298-346 (в
соавторстве с О.Н. Бадером).
5. К вопросу о ранней (свидерской) стадии эпипалеолита на территории Восточной Европы // Труды II Международной Конференции
Ассоциации по изучению четвертичного периода. Вып.5. - М. – Л.; Новосибирск. - 1934. - С. 230-245.
6. Работы на строительстве Ярославской гидроэлектростанции (Средволгстрой), участок по р. Шексне//Археологические работы
Академии на новостройках в 1932 – 1933 гг. Известия ГАИМК Вып.109. - М.–Л.- 1935 - С.120-135 (в соавторстве с О.Н. Бадером и А.В.
Збруевой).
7. Участок Скнятино – Молога. Стоянки родового общества на Верхней Волге// Археологические работы Академии на новостройках в
1932 – 1933 гг. Известия ГАИМК. Вып.109. - М.–Л., 1935. - С.145-156 (в соавторстве с О.Н. Бадером).
8. Наглядные пособия по антропологии//Антропологический журнал. - М., 1935. - №1 - С. 144.
9. Из польской археологической периодики. Обзор статей, помещенных в журнале Wiadomosci Archeologiszne, тт. 10, 11, 12
(рефераты)//Проблемы истории докапиталистических обществ. - М.–Л. - 1935. - № 5-6. - С. 170-174.
10. К изучению гончарной техники первобытно–коммунистического общества на территории лесной зоны Европейской части РСФСР //
Советская археология. - 1936. - № 1. - С. 51-77.
11. Глиняная посуда Москвы XVI-XVIII вв. по материалам, собранным при работе Метростроя// По трассе I очереди Московского
метрополитена. Известия ГАИМК Вып.132. - Л., 1936. - С. 168-171.
12. Рецензия на работу L. Sawicki “Przemyst swiderski I stanowiska wydmowego Swiedery Wielkie” // Антропологический журнал. - М.,
1936. - № 4. - С. 467-470.
13. Стоянка Елин Бор // Советская археология. - М.-Л., 1937. - №.3. -- С. 77-101 (в соавторстве с П.И. Борисковским).
14. Результаты работ Окской экспедиции 1936 г. // Антропологический журнал. - М.-Л., 1937. - №2. - С. 111-114.
15. О методах вредительства в археологии и этнографии // Историк-марксист. - М., 1937. - № 2 (60). - С.78-91 (в соавторстве с А.В.
Арциховским, С.В. Киселевым, С.П. Толстовым).
16. Остатки торфяного поселения Лужицкой культуры в Польше // Вестник древней истории. - М., 1938. - № 2 (3). - С. 224-237.
17. У-суньские могильники на территории Киргизской ССР. К истории у-суней // Вестник древней истории. - 1938. - № 3 (4). - С. 162-179 (в
соавторстве с М.П. Грязновым).
18. Voyevodsky M. A summary Report of a Khwarizm Expedition. – Bulletin of the American institute for Iranian Art and Archaeology. Vol. V,
№ 3, New York – Washington, 1938, - Р.235-245.
19. Важнейшие открытия советской археологии в 1938 г.//Вестник древней истории. - М., 1939. - № 1 (6). - С. 248-252.
20. К вопросу о развитии эпипалеолита в Восточной Европе // Советская археология. - М.–Л., 1940. - №5. - С.144-150.
21. Работы Деснинской экспедиции в 1939 г. // Краткие сообщения ИИМК. - М.–Л., 1940. - Вып. 4. - С.34-36.
22. Результаты работ Деснинской экспедиции по изучению палеолита (1936 и 1937 гг.) // Бюллетень Комиссии по изучению
четвертичного периода. - М.–Л., 1940. - № 6-7. - С. 54-57.
23. Обзор полевых археологических исследований в 1939 г. // Вестник древней истории. - 1940. - № 2 (11). - С. 178-191.
24. Краткий очерк археологических исследований Института, Кафедры и Музея антропологии Московского университета//Ученые
записки МГУ (биология, юбилейная серия). Вып.3. - М., 1940. - С. 243-247 (в соавторстве с О.Н. Бадером).
25. Стоянка Гремячее // Палеолит и неолит СССР. Материалы и исследования по археологии СССР № 2. - М.–Л., 1941, 1945. - С. 142-148.
26. Находки раннего палеолита на р. Десне // Краткие сообщения о научных работах Научно-исследовательского института и Музея
антропологии при Московском государственном университете за 1937–1939 гг. - М., 1941. - С. 64-65.
27. Тульская область, долина р. Оки, 1935-1936 гг. // Археологические работы в РСФСР в 1934-1936 гг. - М.–Л. 1941. - С. 40-53 (в
соавторстве с М.М. Герасимовым и П.Н. Третьяковым).
28. Палеолитические стоянки «Аникиев ров» и «Бугорок» // Рефераты научно-исследовательских работ за 1944 г. - М.– Л., 1945. - С. 39-40.
29. Деснинская археологическая экспедиция 1940 г. // Краткие сообщения ИИМК. Вып.13.. - М.–Л., 1946. - С. 89-94.
30. Кремневые изделия из сборов Орловского отряда Деснинской экспедиции//Бюллетень Комиссии по изучению четвертичного
периода. - М.–Л., 1947. - № 9. - С. 81-83.
31. Результати робіт Десняньскоi експедиції 1936-1938 рр. // Палеолiт i неолiт України, Т.1. - Киев, 1947. - С.41-57.
32. Крем’яни i кістяні виробі Палеолітичної стоянки Чулатiв 1 // Палеолiт i неолiт України Т.1 - Киев, 1947. - С. 107-115.
33. К методике раскопок открытых палеолитических стоянок // Доклады и сообщения Исторического факультета МГУ. Вып.7. - М., 1948.
- С. 82-86.
34. Важнейшие итоги Деснинской экспедиции 1946 г. // Краткие сообщения ИИМК. Вып.20. - М. – Л., 1948. - С. 36-44.
35. Результаты работ Деснинской экспедиции (тезисы доклада) // Краткие сообщения ИИМК. Вып.21. - М. – Л., 1948. - С. 45-46.
36. Ранний палеолит Русской равнины // Ученые записки МГУ. Вып.115.- М., 1948. - С. 127-168. Библиография: - С.199-200.
37. Городища Десни (дослідження Деснянської експедиції 1945-1946 рр.) // Археологiчнi пам’ятки УРСР. Т.1. - Київ, 1949. - С. 105-111.
38. Короткий звіт Десняньскоi експедицii про результати вивчення пам’яток кам’яної доби в 1945-1946 рр. // Археологічни пам’ятки
УРСР. Т.2. - Київ, 1949. - С. 277-282.
39. Городища Верхней Десны // Краткие сообщения ИИМК. Вып.24. - M., 1949. - С. 67-77.
40. Памятники каменного века на Десне // Краткие сообщения ИИМК. Вып.26. - М., 1949. - С. 22-26.
41. Новая палеолитическая стоянка на р. Сейм // Бюллетень Комиссии по изучению четвертичного периода. - М. – Л., 1949. - № 14. - С.
132-137.
42. Авдеевская палеолитическая стоянка (по материалам раскопок 1948 г.) // Краткие сообщения ИИМК. Вып.31. - М., 1950, - С. 7-16 (в
соавторстве с А.Е. Алиховой-Воеводской).
43. Мало-Окуловская неолитическая стоянка // Краткие сообщения ИИМК Вып.31. - М., 1950. - С. 120-129 (в соавторстве с А.В. Збруевой).
44. Палеолитическая стоянка Погон // Краткие сообщения ИИМК. Вып.31. - М., 1950. - С. 40-54.
45. Мезолитические культуры Восточной Европы // Краткие сообщения ИИМК. Вып.31. - М., 1950. - С. 97-120.
46. Находки раннего палеолита в бассейне р. Десны // Советская археология. - М. - Л., 1950. - Вып.12. - С. 237-250.
47. Стоянка Песочный Ров на реке Десне. К вопросу о мезолитических культурах Восточной Европы // Краткие сообщения ИИМК.
Вып.35. - М., 1950. - С. 42-54. (в соавторстве с А.А. Формозовым).
48. Краткая характеристика керамики городищ Ветлуги и Унжи // Материалы и исследования по археологии СССР. Вып.22. - М. – Л., 1951.
- С.159-180.
49. Ранний палеолит Русской равнины // Ископаемый человек и его культура на территории СССР. Ученые записки МГУ. Вып.158. - М.,
1952. - С. 9-47.
50. К вопросу о Пушкаревском палеолитическом жилище (стоянка «Пасека») // Ископаемый человек и его культура на территории
СССР. Ученые записки МГУ. Вып.158. - М., 1952. - С. 71-74.
51. Палеолитическая стоянка Рабочий ров (Чулатово 2) // Ископаемый человек и его культура на территории СССР. Ученые записки
МГУ. Вып.158. - М., 1952. - С.101-132.
52. Стоянка Бугорок // Ископаемый человек и его культура на территории СССР. Ученые записки МГУ. Вып.158. - М., 1952. - С. 87-99.
53. Стоянка Аникиев ров (Пушкари 2) // Ископаемый человек и его культура на территории СССР. Ученые записки МГУ. Вып.158. - М.,
1952. - С. 75-85.
54. Каменные орудия Островской стоянки (рукопись была направлена в Бюллетень комиссии по изучению четвертичного периода в
1948 г., не опубликована).
Библиография
1. Александрова М.В. Воеводский Михаил Вацлавович // Институт Археологии: история и современность. - М., 2000. - С.70-73.
2. Амброз А.К. К истории Верхнего Подесенья в I тысячелетии н.э. // Советская археология. - 1964. - № 1. - С. 56-71.
3. Археологические экспедиции Государственной Академии Истории Материальной Культуры и Института Археологии АН СССР в
1919-1956 гг.: Указатель. - М., 1962.
4. Бадер О.Н. Памяти Бориса Сергеевича Жукова // Советская археология. - 1968. - № 4. - С. 234-238.
5. Береговая Н.А. Палеолитические местонахождения СССР // Материалы и исследования по археологии СССР № 81. - М. – Л., 1960. - 220
с.
6. Борисковский П.И. Палеолит Украины. Материалы и исследования по археологии СССР № 40. - М. - Л., 1953.
7. Булочникова Е.В. А.Н. Рогачев и М.В. Воеводский // Верхний палеолит – верхний плейстоцен: динамика природных событий и
периодизация археологических культур: Материалы международной конференции, посвященной 90-летию со дня рождения Александра
Николаевича Рогачева. - СПб, 2002. - С. 124-129.
8. Гвоздовер М.Д. О раскопках Авдеевской палеолитической стоянки в 1947 году .// Краткие сообщения ИИМК. Вып.31. - М., 1950. - С.
17-27.
9. Гвоздовер М.Д. Вкладышевый наконечник с палеолитической стоянки Талицкого .// Ископаемый человек и его культура на
территории СССР: Ученые записки МГУ. Вып.158.- М., 1952. - С. 207-210.
10. Гвоздовер М.Д. Скульптурное изображение мамонта из Авдеевской палеолитической стоянки близ Курска // Ископаемый человек и
его культура на территории СССР: Ученые записки МГУ. Вып.158. - М., 1952. - С. 211-215.
11. Гвоздовер М.Д. Обработка кости и костяные изделия Авдеевской стоянки. // Палеолит и неолит СССР. Материалы и исследования по
археологии СССР № 39. - М.-Л., 1953, С. 192-226.
12. Гвоздовер М.Д. История одной находки // Культурно-просветительная работа. - 1955. - № 4. - С. 52-56.
13. Гвоздовер М.Д. Авдеевская стоянка и ее место среди памятников позднего палеолита: Автореферат диссертация на соискание
ученой степени кандидата исторических наук. - М, 1958.
14. Громов В.И. М.В. Воеводский (1903-1948) // Бюллетень комиссии по изучению четвертичного периода. № 15.- М., 1950. - С.97-99.
15. Громов В.И. Работы М.В. Воеводского и изучение истории четвертичного периода .// Краткие сообщения ИИМК. Вып.31. - М., 1950. -
С. 3-4.
16. Дебец Г.Ф. Памяти М.В. Воеводского (1903-1948) // Советская этнография. - 1949. - №1. - С. 208-211.
17. Замятнин С.Н. Памяти Михаила Вацлавовича Воеводского // Советская археология. - Вып.12. - М., 1950. - С. 213-216.
18. Кызласов Л.Р. Портреты учителей – создателей советской археологии // Вестник МГУ. Сер. 8, История. - 1997. - № 9. - С.3-20.
19. Михаил Вацлавович Воеводский // Ископаемый человек и его культура на территории СССР: Ученые записки МГУ. Вып.158.- М.,
1952. - С. 5-8.
20. Кашкин А.В. Археологическая карта России. Брянская область. - М., 1993. - 304 с.
21. Обломский А.М., Терпиловский А.В. Среднее Поднепровье и Днепровское Левобережье в первые века нашей эры. М., 1991.
22. Падин В.А. Далекое – близкое // К 70-летию Брянского историко-революционного музея. – Брянск, 1990.
23. Падин В.А. Из будней районного музея // http://wint.decsy.ru/ nanoworld/DATA/IMAGES/BOOKS/PADIN/19990727.htm
24. Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время. - М., 1992. - (Археология СССР. В 20 т.)
25. Формозов А.А. Русские археологи до и после революции. - М., 1995.
26. Формозов А.А. Русские археологи и политические репрессии 1920-1940-х гг. // Российская археология. - 1998 - № 3. - С. 191-206.
27. Фосс М.Е. М. В. Воеводский (1903-1948): [Некролог] // Краткие сообщения Института истории материальной культуры. Вып. 25. - М. –
Л., 1949. - С. 103-105.
28. Чубур А.А., Шпилев А.Г. и др. Курский край. Том 1: Каменный век. - Курск, 1999. - 380 с.
29. Чубур А.А. Курский край. Том 2: Эпоха раннего металла. - Курск, 2000. - 276 с.
30. Щавелев С.П. Деснинская экспедиция М.В. Воеводского и ее вклад в археологическое изучение Курского края // Деснинские
древности. Вып.1.: Материалы 1 межгосударственной научной конференции памяти Федора Михайловича Заверняева. - Брянск, 1995. -
С.12-15.
31. Щавелев С.П. Воеводский Михаил Вацлавович. // Историки Курского края: Биографический словарь. - Курск, 1998. - С. 26-27.
32. Щавелев С.П. Первооткрыватели курских древностей. Очерки истории археологического изучения южнорусского края. Вып. 3:
Советское краеведение в провинции: взлет и разгром (1920-е – 1930-е гг.) - Курск, 2002-а.
33. Щавелев С.П. Судьбы исторических древностей южной России и их место в её провинциальной культуре XVII – XX веков (по
материалам археолого-этнографического изучения Курского края): Автореферат докторской диссертации. - Курск, 2002-б.
34. Boule M. Les Hommes fossiels. 3-me edition par H.V. Vallois. - Paris, 1946.
Архивные материалы.
Архив ИИМК РАН (Санкт-Петербург):
Отчеты М.В. Воеводского: ф.2, оп.1, 1929 № 212; ф.2, оп.1, 1934, № 126; ф.2, оп.1, 1934, № 222; ф.2, оп.1, 1934, № 380; (материалы
Хорезмской экспедиции 1934 г.); ф.2, оп.1, 1937, № 251; ф.2, оп.1, 1937, № 252; ф.35, оп.1, 1939, № 25; ф.35, оп.1, 1939, № 80; ф.35, оп.1, 1940,
№ 19 (Материалы Деснинской экспедиции).
Архив ИА РАН (Москва):
Р-1 № 72, Воеводский М.В. Отчет о полевых исследованиях 1946 г.; Р-1 № 115, Воеводский М.В. Деснинская экспедиция, 1948 г.; Р-1 № 156,
Воеводский М.В. Отчет о полевых работах Деснинской экспедиции, (1947 г.); Р-1, № 291, (1948 г.) Работы Деснинской экспедиции. Р-1, №
1296, Воеводский М.В. Палеолит СССР. Карта; Фонд М.В. Воеводского.
Государственный Архив Курской области (Курск):
Ф.3139, Оп.8, д.20.
Научный архив Юдиновского краеведческого музея (Брянская область):
Ф.1 (Личный архив К.М. Поликарповича), д.36, конверт 7, л.4.
Принятые сокращения
ГАИМК – Государственная Академия Истории Материальной Культуры
ИА – Институт Археологии
ИИМК – Институт Истории Материальной Культуры
МГУ – Московский государственный университет
МИА – Материалы и исследования по археологии СССР